Море. Какой мальчишка не мечтал в детстве надеть на себя тельняшку и бескозырку? Кто из нас, начитавшись морских романов, не бредил о дальних заморских странах, сражениях с пиратами и спасении прекрасных красавиц? Наверное, об этом мечтали почти все мальчишки Советского Союза, даже те, кто жил вдалеке от моря, те, кто ни разу в жизни не видел морских волн.
И вот - призыв в Вооруженные силы. Тысячи парней одеваются в настоящие тельняшки и бескозырки, бушлаты и “прогары”. И детская романтика уходит с повседневными буднями суровой морской службы. “Кто видел море наяву, а не на конфетном фантике, кого скребут, как нас скребли, тому не до романтики”. От Крайнего Севера и дальних островов Приморья, до града Петра Великого и солнечного Севастополя, а порою и еще дальше, куда “Кузьма телят не гонял”, даже за пределами нашей Державы, несли нелегкую морскую службу обыкновенные русские парни.
В те годы о казаках и вообще о казачестве не было принято говорить официально, но между собой, коротая свободные от вахт и дежурств вечера, матросы рассказывали друг другу о своих станицах, о дедовских обычаях и традициях, с гордостью вспоминали о героическом прошлом. Вот так из незамысловатых рассказов мы узнавали о Родине и о том, что нельзя было познать из книг. Морская служба, как и всякое иное воинское служение Отчизне, есть прежде всего тяжелый и монотонный повседневный труд.
Бесконечные вахты и напряженная боевая подготовка не всегда оставляли время для отдыха. Тем ценнее были те короткие минутки, когда всем можно было собраться в курилке или кубрике, спокойно посидеть и послушать задушевное пение друзей под гитару, добродушно по балагурить и незлобно подшутить друг над другом.
Так однажды свела нас вместе наша морская служба. Несение боевого дежурства по защите и обороне рубежей Родины для нас были не абстрактными словами, а суровой повседневной жизнью. Бесконечные “шестичасовые” вахты, когда через месяц уже начинаешь путаться в днях недели и времени суток, это тяжелый и ответственный труд. Сколько бессонных ночей и бесчисленный дней было проведено за боевым постом, где знакомы не то чтобы рукоятки и переключатели, а даже заклепки и царапинки на панелях управления. Сейчас все это уже в прошлом, но порою, где то в глубине сердца, нет нет, да и взгрустнется о той поре юности, когда на голове лихо сидела сбитая на затылок “беска”, а на плечах, кусочком синего моря, лежал “гюйс”.
Опять “нулевая”. Пост “Сдал” и пост “Принял”,
Команды, частоты, зеленый свет круга
Здесь все неизменно. Скрепящее кресло,
Журнал, телефоны и записи друга.
А вахта “собачья”. Ночная. Тревожно
Мигает дисплей работяги “Катрана”.
Частот кутерьма, различить невозможно
Сквозь хаос эфира сигнал “Адмирала”.
И вновь в телефонах “вокодер”, “морзянка”.
Стучит телетайп пулеметною лентой
А дома, у речки, играет тальянка,
И девки гуляют гурьбой неизменной.
Эх! Вахты дежурства! Юность в шинели
Бессонные ночи, ученья, тревоги
В станицу давно соловьи прилетели,
А диду сварганил сестренке качели.
А я в бескозырке. Здесь нету “кубанки”
И вместо “черкески” надета тельняшка.
И на груди моей темной “голландки”,
Сияют значки из тяжелой “медяшки”.
В те далекие годы, когда мы были молоды, зародилась наша дружба с Саньком, точнее - Александром Васильевичем Смеяновым, кубанским казаком из станицы Спокойная Отрадненского района. Невысокого роста, коренастый и по казацки хозяйственный, Александр сразу же привлекал к себе внимание. Без всяких городских “выкрутасов”, он, как и все мы, “тянул свою морскую лямку”. Когда надо, молча подставлял свое плечо, помогая товарищу, только может брал на себя чуть больше, чем нужно.
Немногословный, порою стесняющий своего привычного для кубанцев говорка, он, конечно же, не был балагуром и пустобрехом, слова его были весомы и рассудительны, что опять же выделяло его из нашей “мальчишеской” матроской среды. Как это не покажется странным, но среди нас было много ребят с Кубани, а также с Донбасса и юга Украины. Ограниченное пространство и тяготы службы конечно же накладывали свои отпечатки на наши разговоры, довольно часто мы вспоминали отчий дом, родню, какие то праздники, рассказывали об домашних обычаях, в том числе и о казачьих.
Для меня, городского паренька, все эти рассказы были в диковинку. Да и откуда мне было знать о казаках, как не из книг М.Шолохова и других писателей? Ребята же рассказывали нам о том, что было им привычным с раннего детства, что являлось обычной для них жизнью. И хоть наш древний Воронеж стоял на Дону, но о казаках, а тем более о казачьих традициях, я к своему стыду ничего не слышал. Тем интереснее для меня были рассказы ребят. Когда же в стране началась перестройка и только только начало возрождаться казачество, Санек первым в нашей Н-ской части пошил себе черную черкеску, откуда-то отыскал папаху, сапоги и предстал во всей своей казацкой красе пред нами - военными моряками.
Матросов редко чем можно удивить, но импозантный вид Александра и его гордость за казачью форму, вызвал настоящий шквал эмоций. Что там шторм? Это ничто по сравнению с теми шутками, остротами и приколами, которые обрушались на плечи казака. Все, от сапог, претивших “морской душе”, до папахи вместо бескозырки, не говоря уже о шашке, вместо дорогого для сердца каждого моряка, кортика, - все вызывало самое бурное обсуждение. Усмешки и “верчение пальцем у виска”, злобные выпады и безобидные шутки, всего пришлось сполна “хлебнуть” Саньке Смеянову.
И все же, несмотря на явный диссонанс в униформе, казачья черкеска и папаха прижилась среди военных моряков. Мало того, Александр убедил еще несколько казаков надеть дедовскую униформу. Так среди черных бушлатов и шинелей стали появляться кубанские казачьи черкески и папахи. Своей стойкостью и преданностью дедовской Вере, Александр не только приумножил свой авторитет, но более того, стал своеобразным лоцманом для других, “телепающихся” как ... в проруби”. Не отрекся, не сломался под насмешками и “косыми” взглядами, а стал по мере сил и своего понимания открыто рассказывать о казаках, увлекая своей горячностью других. Кто то, конечно, смалодушничал, дал слабины, постеснялся вот так открыто заявить о своей приверженности казачьему укладу, тайком надевал свою униформу. Другие, напротив, восприняли перемены как некую вседозволенность и анархию, своим хамством и невоздержанностью нанеся, может быть, самый сильный удар по делу возрождения казачества.
Со стороны хорошо было видно, кто и чего стоит, кто по-настоящему болеет и ратует за казачество, а кто “вдарился в ряженных”, вредя делу. После боевого дежурства, когда выпадало свободное время, Александр, облачась в казачью униформу, принимал участие в бурных по тем времена мероприятиях, связанных со становлением и судьбой казачества России. С каким интересом смотрели мы тогда телетрансляции Съездов народных депутатов, где поднимались самые острые и злободневные вопросы. На наших глазах “ломались” ложные идеалы и формировалось новое мировоззрение. Казалось, вся страна, поддавшись единому стремительному порыву, действительно пойдет новой дорогой. Да, не простыми были эти времена.
Много пены всплыло в том человеческом море страстей. На этой “волне” кучкой журналисткой братии подверглась резким нападкам Армия и Флот. Офицерам стеснительно стало носить военную форму, а порою и не безопасно. Всякая “муть и шваль” поднялась из донных глубин и своим горлопанством стала поносить то, что еще недавно было нашей гордостью Армию и Флот. И все же, несмотря на перипетии этого периода, Александр с гордостью носил военно морскую форму и такую же родную кубанскую, казачью.
В августе 1992 года сотник А.Смеянов стал нести службу в карауле одного из московских монастырей, а позже, уволившись с военной службы, накрепко связал себя с казачеством. Наверное, даже не связал, а просто зажил той настоящей жизнью своих пращуров и дедов, которой они жили из покону веков, и завещали так жить внукам. Сейчас подъесаул Александр Васильевич Смеянов с честью и достоинством несет свою казачью службу, продолжая добрые традиции пращуров.
Казалось бы, на этом можно было бы и окончить повествование, если б не одно обстоятельство. В настоящее время совместно с Александром несут службу и другие моряки. Так уж видно сложилось. Сергей Тростянский, моряк с Краснознаменного Северного Флота, комендор МРК “Ветер”, в настоящее время есть казачий сотник. Урюпин Анатолий Александрович проходил морскую службу на Тихоокеанском Флоте, на острове Сахалин, штурманским электриком в БЧ 1.
Притянула морская стихия кубанского казака, заворожила и он, по увольнению с военной службы, окончив судоводительский факультет морского училища, еще целых 15 лет бороздил по волнам, исполняя обязанности штурмана дальнего плавания, а затем и капитана судна. Сергей Груздов, сотник, сам из под Вязьмы. Замечательный певун и заводила, настоящая душа компании. Неподалеку от его родной Вязьмы дислоцировался полк вертолетчиков, среди которых большинство летчиков и техников были из терских казаков.
Вот и завязалась дружба, со временем ставшая судьбой казака. Леонид Шабашенков, из Терского казачьего войска, служил флотскую срочную службу минером на эсминце “Ладный”. Настоящий черноморский моряк. Праздник - День Военно-Морского Флота - для этих казаков не пустой звук, а частица их “морской” души. Пусть сейчас они надели казачьи гимнастерки, но на груди у них можно заметить значок с легендарным “Андреевским” Военно Морским флагом. С экранов наших телевизоров и с газетных полос часто доносятся слова о патриотизме. Что же, тема актуальная. Спорят о том, что такое патриотизм, рассуждают о “квасном” патриотизме и мало ли еще о чем. А я вот думаю, что патриотизм это служение своей Отчизне.
Патриотизм не требует содрогания воздуха. Это, как мне кажется, прежде всего добросовестное отношение к труду, забота о стариках и малых, уважение к людям, окружающих тебя. Александр Смеянов, по моему разумению, и есть самый что ни на есть патриот Отчизны, не отрекшийся от своих корней. На таких как он, стоит держится земля наша, русская!
И вот - призыв в Вооруженные силы. Тысячи парней одеваются в настоящие тельняшки и бескозырки, бушлаты и “прогары”. И детская романтика уходит с повседневными буднями суровой морской службы. “Кто видел море наяву, а не на конфетном фантике, кого скребут, как нас скребли, тому не до романтики”. От Крайнего Севера и дальних островов Приморья, до града Петра Великого и солнечного Севастополя, а порою и еще дальше, куда “Кузьма телят не гонял”, даже за пределами нашей Державы, несли нелегкую морскую службу обыкновенные русские парни.В те годы о казаках и вообще о казачестве не было принято говорить официально, но между собой, коротая свободные от вахт и дежурств вечера, матросы рассказывали друг другу о своих станицах, о дедовских обычаях и традициях, с гордостью вспоминали о героическом прошлом. Вот так из незамысловатых рассказов мы узнавали о Родине и о том, что нельзя было познать из книг. Морская служба, как и всякое иное воинское служение Отчизне, есть прежде всего тяжелый и монотонный повседневный труд.
Бесконечные вахты и напряженная боевая подготовка не всегда оставляли время для отдыха. Тем ценнее были те короткие минутки, когда всем можно было собраться в курилке или кубрике, спокойно посидеть и послушать задушевное пение друзей под гитару, добродушно по балагурить и незлобно подшутить друг над другом.
Так однажды свела нас вместе наша морская служба. Несение боевого дежурства по защите и обороне рубежей Родины для нас были не абстрактными словами, а суровой повседневной жизнью. Бесконечные “шестичасовые” вахты, когда через месяц уже начинаешь путаться в днях недели и времени суток, это тяжелый и ответственный труд. Сколько бессонных ночей и бесчисленный дней было проведено за боевым постом, где знакомы не то чтобы рукоятки и переключатели, а даже заклепки и царапинки на панелях управления. Сейчас все это уже в прошлом, но порою, где то в глубине сердца, нет нет, да и взгрустнется о той поре юности, когда на голове лихо сидела сбитая на затылок “беска”, а на плечах, кусочком синего моря, лежал “гюйс”.
Опять “нулевая”. Пост “Сдал” и пост “Принял”,
Команды, частоты, зеленый свет круга
Здесь все неизменно. Скрепящее кресло,
Журнал, телефоны и записи друга.
А вахта “собачья”. Ночная. Тревожно
Мигает дисплей работяги “Катрана”.
Частот кутерьма, различить невозможно
Сквозь хаос эфира сигнал “Адмирала”.
И вновь в телефонах “вокодер”, “морзянка”.
Стучит телетайп пулеметною лентой
А дома, у речки, играет тальянка,
И девки гуляют гурьбой неизменной.
Эх! Вахты дежурства! Юность в шинели
Бессонные ночи, ученья, тревоги
В станицу давно соловьи прилетели,
А диду сварганил сестренке качели.
А я в бескозырке. Здесь нету “кубанки”
И вместо “черкески” надета тельняшка.
И на груди моей темной “голландки”,
Сияют значки из тяжелой “медяшки”.
В те далекие годы, когда мы были молоды, зародилась наша дружба с Саньком, точнее - Александром Васильевичем Смеяновым, кубанским казаком из станицы Спокойная Отрадненского района. Невысокого роста, коренастый и по казацки хозяйственный, Александр сразу же привлекал к себе внимание. Без всяких городских “выкрутасов”, он, как и все мы, “тянул свою морскую лямку”. Когда надо, молча подставлял свое плечо, помогая товарищу, только может брал на себя чуть больше, чем нужно.Немногословный, порою стесняющий своего привычного для кубанцев говорка, он, конечно же, не был балагуром и пустобрехом, слова его были весомы и рассудительны, что опять же выделяло его из нашей “мальчишеской” матроской среды. Как это не покажется странным, но среди нас было много ребят с Кубани, а также с Донбасса и юга Украины. Ограниченное пространство и тяготы службы конечно же накладывали свои отпечатки на наши разговоры, довольно часто мы вспоминали отчий дом, родню, какие то праздники, рассказывали об домашних обычаях, в том числе и о казачьих.
Для меня, городского паренька, все эти рассказы были в диковинку. Да и откуда мне было знать о казаках, как не из книг М.Шолохова и других писателей? Ребята же рассказывали нам о том, что было им привычным с раннего детства, что являлось обычной для них жизнью. И хоть наш древний Воронеж стоял на Дону, но о казаках, а тем более о казачьих традициях, я к своему стыду ничего не слышал. Тем интереснее для меня были рассказы ребят. Когда же в стране началась перестройка и только только начало возрождаться казачество, Санек первым в нашей Н-ской части пошил себе черную черкеску, откуда-то отыскал папаху, сапоги и предстал во всей своей казацкой красе пред нами - военными моряками.
Матросов редко чем можно удивить, но импозантный вид Александра и его гордость за казачью форму, вызвал настоящий шквал эмоций. Что там шторм? Это ничто по сравнению с теми шутками, остротами и приколами, которые обрушались на плечи казака. Все, от сапог, претивших “морской душе”, до папахи вместо бескозырки, не говоря уже о шашке, вместо дорогого для сердца каждого моряка, кортика, - все вызывало самое бурное обсуждение. Усмешки и “верчение пальцем у виска”, злобные выпады и безобидные шутки, всего пришлось сполна “хлебнуть” Саньке Смеянову.
И все же, несмотря на явный диссонанс в униформе, казачья черкеска и папаха прижилась среди военных моряков. Мало того, Александр убедил еще несколько казаков надеть дедовскую униформу. Так среди черных бушлатов и шинелей стали появляться кубанские казачьи черкески и папахи. Своей стойкостью и преданностью дедовской Вере, Александр не только приумножил свой авторитет, но более того, стал своеобразным лоцманом для других, “телепающихся” как ... в проруби”. Не отрекся, не сломался под насмешками и “косыми” взглядами, а стал по мере сил и своего понимания открыто рассказывать о казаках, увлекая своей горячностью других. Кто то, конечно, смалодушничал, дал слабины, постеснялся вот так открыто заявить о своей приверженности казачьему укладу, тайком надевал свою униформу. Другие, напротив, восприняли перемены как некую вседозволенность и анархию, своим хамством и невоздержанностью нанеся, может быть, самый сильный удар по делу возрождения казачества.
Со стороны хорошо было видно, кто и чего стоит, кто по-настоящему болеет и ратует за казачество, а кто “вдарился в ряженных”, вредя делу. После боевого дежурства, когда выпадало свободное время, Александр, облачась в казачью униформу, принимал участие в бурных по тем времена мероприятиях, связанных со становлением и судьбой казачества России. С каким интересом смотрели мы тогда телетрансляции Съездов народных депутатов, где поднимались самые острые и злободневные вопросы. На наших глазах “ломались” ложные идеалы и формировалось новое мировоззрение. Казалось, вся страна, поддавшись единому стремительному порыву, действительно пойдет новой дорогой. Да, не простыми были эти времена.
Много пены всплыло в том человеческом море страстей. На этой “волне” кучкой журналисткой братии подверглась резким нападкам Армия и Флот. Офицерам стеснительно стало носить военную форму, а порою и не безопасно. Всякая “муть и шваль” поднялась из донных глубин и своим горлопанством стала поносить то, что еще недавно было нашей гордостью Армию и Флот. И все же, несмотря на перипетии этого периода, Александр с гордостью носил военно морскую форму и такую же родную кубанскую, казачью.
В августе 1992 года сотник А.Смеянов стал нести службу в карауле одного из московских монастырей, а позже, уволившись с военной службы, накрепко связал себя с казачеством. Наверное, даже не связал, а просто зажил той настоящей жизнью своих пращуров и дедов, которой они жили из покону веков, и завещали так жить внукам. Сейчас подъесаул Александр Васильевич Смеянов с честью и достоинством несет свою казачью службу, продолжая добрые традиции пращуров.
Казалось бы, на этом можно было бы и окончить повествование, если б не одно обстоятельство. В настоящее время совместно с Александром несут службу и другие моряки. Так уж видно сложилось. Сергей Тростянский, моряк с Краснознаменного Северного Флота, комендор МРК “Ветер”, в настоящее время есть казачий сотник. Урюпин Анатолий Александрович проходил морскую службу на Тихоокеанском Флоте, на острове Сахалин, штурманским электриком в БЧ 1.
Притянула морская стихия кубанского казака, заворожила и он, по увольнению с военной службы, окончив судоводительский факультет морского училища, еще целых 15 лет бороздил по волнам, исполняя обязанности штурмана дальнего плавания, а затем и капитана судна. Сергей Груздов, сотник, сам из под Вязьмы. Замечательный певун и заводила, настоящая душа компании. Неподалеку от его родной Вязьмы дислоцировался полк вертолетчиков, среди которых большинство летчиков и техников были из терских казаков.
Вот и завязалась дружба, со временем ставшая судьбой казака. Леонид Шабашенков, из Терского казачьего войска, служил флотскую срочную службу минером на эсминце “Ладный”. Настоящий черноморский моряк. Праздник - День Военно-Морского Флота - для этих казаков не пустой звук, а частица их “морской” души. Пусть сейчас они надели казачьи гимнастерки, но на груди у них можно заметить значок с легендарным “Андреевским” Военно Морским флагом. С экранов наших телевизоров и с газетных полос часто доносятся слова о патриотизме. Что же, тема актуальная. Спорят о том, что такое патриотизм, рассуждают о “квасном” патриотизме и мало ли еще о чем. А я вот думаю, что патриотизм это служение своей Отчизне.
Патриотизм не требует содрогания воздуха. Это, как мне кажется, прежде всего добросовестное отношение к труду, забота о стариках и малых, уважение к людям, окружающих тебя. Александр Смеянов, по моему разумению, и есть самый что ни на есть патриот Отчизны, не отрекшийся от своих корней. На таких как он, стоит держится земля наша, русская!
Петр МИХАЙЛОВ