PDF версия
HTML версия
«Превращение современной
империалистической войны
в гражданскую войну –
единственный правильный
пролетарский лозунг».
(В.И. Ленин)
По долинам и по взгорьям
Анна Язовских.
Приморский край
Был какой-то семейный праздник. Мы перепели все песни и добрались до гимна приморских партизан. Бабушка Татьяна Михайловна сказала: «А в Гражданскую ее не так пели: «По долинам и по взгорьям шли корниловцы в поход. Во спасение народа героический оплот». Тогда на бабушкину реплику никто не обратил внимания, а много лет спустя я случайно прочла в газете, что похожую песню пели белые казаки. Слова про корниловцев мало подходили уссурийцам, но «разгромили атаманов» не подходили еще больше. Я занялась поиском истории песни, и оказалось, что ее avtorство спорно. Композитор Дмитрий Покрасс умудрился написать мелодию песни сначала для Дроздовского полка Добровольческой армии Юга России на стихи офицера Баторина, а спустя год ее же приспособить для красной конницы Буденного. Очевидно, Корниловский полк той же Добровольческой армии позаимствовал полюбившуюся мелодию, а ветром Гражданской ее занесло в Приморье. Участник партизанского движения Петр Парфенов написал новые слова, и песню подхватили по другую сторону огня. В сущности, ничего удивительного в этом нет, песня разделила судьбу народа, втянутого в братоубийственную войну.
Так все начиналось
Не успели отгреметь исторические залпы «Авроры», возвещая о победе социалистической революции в России, а три недели спустя на Дону начинается формирование Добровольческой армии. Впоследствии все территории казачьих округов станут очагами сопротивления и последним оплотом Белого дела – Приморье.
3 января 1918 года ВЦИК одобрил ленинскую Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, тем самым благословив его на Гражданскую войну. На первых порах в Красную армию принимали как в партию большевиков: добровольно и по рекомендации. Не получилось, не помогло и воззвание к гражданам Дальнего Востока: «Будьте готовы к борьбе с врагами трудового народа. Вооружайтесь!» От высоких фраз в апреле 1918 года молодая советская республика перешла к мобилизации. Из красноармейцев Приамурья был сформирован Первый дальневосточный социалистический отряд под командованием владивостокского рабочего В. А. Бородавкина. В городах и селах по территориально-производственному принципу начали создаваться отряды Красной гвардии.
На Четвертом войсковом круге уссурийского казачества, проходившем в феврале 1918 года в Имане (Дальнереченск), большинство казаков советской власти не признало, избрав войсковым атаманом И. П. Калмыкова. Тот проявил себя в боях с германцами, за что получил в награду Георгиевское оружие и крест, а после революции бросил клич уссурийцам: «Айда домой! На Дальнем Востоке у нас своих дел невпроворот!» Другая часть выступила с поддержкой «власти трудящихся в лице Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов» и призвала на борьбу «с врагами и предателями – семеновцами, каледенцами и другими прислужниками капиталистов». Из наиболее активного состава младший урядник Г. М. Шевченко организовал Красный казачий отряд.
Базой для формирования антибольшевистского сопротивление стала зона отчуждения КВЖД. Атаман Г. М. Семенов из монголо-бурятских частей и семеновского пешего полка образовал Особый маньчжурский отряд, И. П. Калмыков собрал под своими знаменами уссурийских казаков, полковник Н. В. Орлов возглавил отряд кадет.
В мае 1918 года из Манчжурии прорвались отряды Калмыкова и Орлова общей численностью в полторы тысячи сабель, против них незамедлительно был развернут Гродековский фронт. Газета «Крестьянин и рабочий» от 12 июня в восхищении писала: «Растянутый на десятки верст по местным сопкам, взрытый окопами Гродековский фронт, производит величественное впечатление как показатель той мощи и силы, которые таятся в революционном подъеме рабочих масс». События 29 июня изменили последующую расстановку сил – чехословацкий корпус, ожидавший отправки на родину из порта Владивосток, вступил в военные действия. Против белочехов был спешно образован Уссурийский фронт.
И это всего лишь отправные моменты Гражданской войны в Приморье, а впереди четыре года противостояния, четыре невероятно долгих года тяжелых боев, страданий, сожженных дотла деревень, потерянных жизней. Газеты писали об ужасах белого и красного террора: «16 июня 1918 г. банда атамана Орлова заняла Хороль. Здесь они учинили зверскую расправу над активистами, на церковной площади были схвачены, а затем после страшных пыток зверски убиты Денис Старун, Яков Костюк, Григорий Комисаренко»; «В ночь на православную Пасху изуверами из красной банды Тряпицына из тюрем Никольска Уссурийского и Имана были взяты сто двадцать три человека, главным образом офицеры конно-егерского полка вместе с полковником Враштелем. Они были посажены в вагон и увезены на станцию Верино, после зверских мучений все убиты». А вот записи из метрических книг: «10 июля 1918 года вольноопределяющий казачьего полка Владимир Гапченко 22 лет убит большевиками» (гродековская церковь), «12 января 1920 года священник Алексей Славин брошен в колодец в селе Лермонтовка партизанами» (хорольская церковь).
Белые и красные
Взявшись за поиски сведений об участниках Гражданской войны Гродековского станичного округа, я не рассчитывала отыскать следы белогвардейцев. Дети казаков, с кем довелось встречаться, сами люди в преклонных летах, успевшие хлебнуть лиха за неправильное происхождение, как они утверждали, будто отцы их служили у красных, при этом с потертых снимков 1918–1921 годов на меня смотрели люди в форме с лампасами и при погонах. Материалы уголовных дел по репрессиям подтвердили мои предположения, так в отдельно взятом казачьем поселке вопреки ожиданиям обнаружилось более двадцати белых казаков и лишь пятеро красных партизан.
Исход Гражданской войны в Приморье во многом зависел от позиции казачества, потому как на всем протяжении от Хабаровска до Камень-Рыболова не было силы, сопоставимой с закаленным в боях и овеянным славой Уссурийским казачьим войском. Тем не менее чрезвычайно неоднородное по взглядам казачье большинство заняло выжидательную позицию. Уже вовсю громыхают бои: белые заняли Благовещенск, наступают на Читу, против них брошен Первый дальневосточный социалистический отряд, а в уссурийских станицах тишь да благодать. Греет мысль об автономии, за которую не надо бороться, куда Советы якобы не сунутся. Симпатии стариков относятся к Белому движению с понятными призывами «За Отечество!», «За Веру!», лозунг «Вся власть Советам!» воспринимается ими как полная чушь. Служилые казаки от борьбы уклоняются: «Хватит, навоевались», но когда война является с доставкой на дом, волей-неволей становятся перед выбором. В значительной мере определиться с ним помогает резолюция четвертого Дальневосточного съезда Советов, направленная на ликвидацию земельных излишков, казаки понимают – их собираются грабить. Тут же призывом звучит невесть откуда взявшийся афоризм «Славе казачьей да участь собачью», а в противовес ему вспоминается дедовская мудрость «Война на дворе, казаку место в седле, а не на поселе».
Особый казачий отряд – Уссурийская казачья дивизия, в этих формированиях под командованием И. П. Калмыкова воевали большинство уссурийских казаков. Это они в первых числах сентября 1918 года вихрем ворвались в Хабаровск, в течение полутора лет являли собой самый надежный дееспособный костяк войска, обеспечивали функционирование железной дороги от Николаевска до Хабаровска и Никольска Уссурийского. С точки зрения одних, банды, других – защитники и гаранты мирной жизни. Действовали и другие белые формирования с активным участием уссурийцев: Уссурийский казачий полк под командованием войскового старшины Н. И. Савельева, казачий отряд Иманского гарнизона А. Г. Ширяева.
На фронтах Гражданской войны нередко стирается грань между подвигом и преступлением. Каким словом назвать массовый переход армейских частей с терпящих поражение позиций на сторону противника или метание туда-сюда по идейным соображениям «как тебя родимого приду и сагитирую». Впрочем, агитация и голословные обещания – конек красных, у белых – долг, честь и никакой фантазии. Когда до станиц добрались агитаторы, население повело себя по-разному. Северные округа УКВ, формировавшиеся с преобладанием сторублевых казаков (вчерашних крестьян) над казаками-переселенцами из дальних округов, оказались более подвержены заражению большевистскими идеями. Подошло время мобилизовать пополнение 1901–1902 годов рождения, а оно уже по лесам разбежалось, партизанит. В центральных станичных округах, где проживали в большинстве своем забайкальцы, население дорожило казачьим званием, атаманы в них пользовались наибольшей поддержкой. В Гродековском станичном округе неукоснительно выполнялись войсковые приказы, в сложнейший ситуации весны 1919 года во всех населенных пунктах были организованы охранные дружины во главе с поселковыми атаманами и временно мобилизованы все казаки, способные носить оружие. Но даже здесь той же осенью сотня казаков под командованием есаула Козулина перешла на сторону красных. Из станицы Гродековской командир красного казачьего отряда, а с 1921 года начальник Анучинского партизанского района Г. М. Шевченко. Именно его отряд первым преградил путь калмыковцам на советскую сторону в мае 1918 года, захватил укрепленный пункт белых Каульские высоты, на его счету ликвидация отряда Орлова, лишь жалким остаткам которого удалось уйти за границу.
До сих пор встречаются публикации о личном противостоянии Калмыкова и Шевченко, истоки которого начинаются в станице Гродековской с детских побед бравого будущего красного командира над малорослым слюнтяем – будущим атаманом. Увы, это ни есть факт, ибо детство Калмыкова, как равно и юношество, прошли вдали от Уссурийского края. Жизнь другому «факту», весьма похоже, дала вдова Гаврилы Матвеевича – Мария Филипповна Шевченко. Во всяком случае в переписке с газетой «Восход» (орган Арсеньевского городского, Анучинского районного горкомов КПСС и исполкомов), опубликованной в 1967 году, есть строки: «Белогвардейцы и интервенты, не зная чем досадить Шевченко, сожгли в Гродеково дом его матери и дома ее сыновей. Мать с внуками и внучками, избитых и полураздетых выгнали на улицу и заставили носить тяжелый дубовый крест вокруг села». Сюжет имеет несколько интерпретаций, в одной из них Калмыков шашкой зарубает маленьких внуков. Документов, подтверждающих или опровергающих злодеяние, нет, а вот идею для очернения атамана могли подсказать метрические записи гродековской церкви, зарегистрировавшие смерть сразу троих малолетних детей – однофамильцев Шевченко во время эпидемии оспы.
Однако на полях междоусобных сражений вершатся не только массовые убийства соотечественников, сводятся личные счеты, но иногда находится место для милосердия. Когда в декабре 1919 года в районе Нерчинского завода Шевченко лицом к лицу столкнулся с взятыми партизанами в плен станичниками, рука железного командира дрогнула. Плененных разоружили и… отпустили по домам. Летом 1918 года атаман Калмыков лично прибыл за пополнением в поселок Благодатный, застав там красных комитетчиков. Судьбу арестованных атаман объявил словами, которые стали передаваться из поколения в поколение: «Кровопролития в станице не допущу, встретимся в бою. А теперь пускай катятся подобру-поздорову!» Едва ли от доброты безмерной поступил так атаман, скорее от знания казачьих порядков – учел тесное станичное родство.
И еще один пример. Есть в селе Благодатном памятник красному партизану Е. Ф. Филиппову. В шестнадцатилетнем возрасте пошел он воевать, в бою случилось ранить в спину белого прапорщика, а когда тот повернул искаженное болью лицо, узнал в нем своего школьного учителя. Рука с револьвером опустилась, партизан стоял перед противником безоружен. Уже ушел за границу с отступающей армией учитель Ушаков, повсеместно установилась советская власть, а Емельяну еще не единожды пришлось оправдываться перед старыми казаками и собственной родней, как его угораздило подстрелить ни какого-то обормота, а своего станичника, уважаемого человека, Георгиевского кавалера русско-японской кампании.
Стоит отметить, роль партизан в событиях Гражданской войны на юге Дальнего Востока существенна, как нигде в России. Их численность от четырех-восьми тысяч в начале войны дошла приблизительно до пятидесяти в конце. На прифронтовой полосе в партизанские соединения вступали целыми частями, а на территориях, занятых большевиками, для пополнения их рядов проводили мобилизации. К 1920 году от партизанщины как таковой осталось одно название. Из вспомогательных диверсионных подразделений они превратились в штурмовые дивизии со стандартным командованием, железной дисциплиной, централизованным снабжением продовольствием и боеприпасами.
Возвращаясь к Особому казачьему отряду, надо сказать, его путь трагичен. Как боевая единица отряд перестал существовать еще в 1920. Теснимый красными он перешел границу с Манчжурией. Тяжелейший переход через перевалы, несколько суток под открытым небом в 30-градусный мороз! Люди грелись у костров, лошади стояли, сбившись в гурты. Казаки в ту пору не знали о вредоносном действии алкоголя в условиях низких температур, желая уберечь животных от перемерзания, в глотки им заливали водку. Лошади выстояли, а среди казаков было много обмороженных. По прибытию в Фугдин по условиям договора с китайской стороной отряд был разоружен. Накануне отступления на китайскую сторону по приказу Калмыкова из Хабаровского госбанка был изъят золотой запас, судьба которого неизвестна. Золото ли стало причиной, усилившаяся позиция Народной революционной армии, но атаман был арестован китайцами под формальным предлогом привлечения к ответственности за обстрел калмыковцами китайских канонерских лодок на Амуре.
Оставшись без атамана, в полном неведение о его судьбе, казаки не знали, что делать. Какое-то время они днем и ночью следили за комендатурой в надежде отбить атамана, о смерти его узнали от агитаторов (на самом деле тот был еще жив), которые сказали: «Казаки, исход войны предрешен! Хватит лить кровь, земля изнылась без ваших рук. Советская власть прощает службу у белых!» Некоторые казаки возвратились и тут же угодили под мобилизацию в партизаны, другие избежали сей участи, но впоследствии за службу на стороне белых и те и другие заплатили сполна.
Из-за сопки показались интервентские полки
Пожалуй, главная особенность Гражданской войны в Приморье в том, что в нее оказались вовлечены (с большим перевесом над отечественной составляющей) представители иностранных государств. Без их участия незначительным по численности белогвардейским формированиям даже на короткое время едва ли удалось бы сломить советскую власть. Кого только не было здесь: французы, итальянцы, англичане, вьетнамцы, китайцы, но самый заметный след оставили чехи, японцы и американцы. Согласно советской историографии все они прибыли в качестве союзников белых, чтобы сообща загубить молодую советскую республику, официально помимо чехов и японцев, для обеспечения отправки на родину чехословацкого корпуса. Не будем касаться вопросов, каким образом противники по Первой мировой войне чехи и словаки присягнули на службу императору российскому, почему, за исключением полка интернационалистов, поддержали белых, и с какой целью боеспособное военное формирование бывшие товарищи по Антанте всеми силами стремились удалить за пределы охваченной Гражданской войной России.
Весьма неоднозначную роль сыграли американские интервенты. Их интересы явно выходили за рамки названной цели и сводились к тому, чтобы максимально ослабить красных, белых и оставить обширный регион без надлежащей защиты. Иначе чем еще можно объяснить факт тайного оставления боевых позиций, когда американцы подставили белых казаков под удар у деревни Антоновка в августе 1918 года, или факт передачи оружия не тем, с кем договаривались. Вот строки заявления Калмыкова от 14.09.1919 года: «Уссурийское казачье войско, твердо стоящее на страже упрочения русской государственности, неоднократно в течение года наталкивалось на новую непонятную преграду – на американские кольты и штыки американских солдат, наличие которых неоднократно обнаруживалось в рядах красных банд». Первый полк Особого казачьего отряда, сформированный преимущественно из пленных и перебежчиков, при первой возможности изменил и сдался американцам. Единства в полку не было: одни хотели разойтись по домам, другие – вступить в армию США, третьи – перейти на сторону красных. Будь американцы союзниками белых, то передали бы полк по требованию войскового атамана или временного правительства, они же его… распустили. Не стоит думать, что отношения с мирными жителями строились на принципах взаимоуважения. Участник событий А. Оленица написал в своих воспоминаниях: «Американцы говорили, что прибыли с благородной целью помочь населению в его тяжелой жизни. Однако тут же угрожали, что если хоть один американец будет убит, тот населенный пункт, где это произойдет, будет уничтожен вместе с жителями».
Еще большую озабоченность со стороны мирных жителей вызывали японцы. Японский военный контингент в разные периоды Гражданской войны насчитывал от полусотни до ста семидесяти пяти тысяч человек, то есть больше, чем красных, белых и остальных интервентов вместе взятых. Поводом для ввода войск на последующие четыре года послужило убийство двух японских подданных во Владивостоке в июне 1918 года.
Моя бабушка Татьяна Михайловна рассказывала о том периоде, когда в станице и в их доме квартировали японцы. К ним их привел молодой офицер из казачьего полка Ваулин и тоном просительным, но не приемлющим отказа назвал причину визита. Свекор – участник русско-японской войны И. Л. Филиппов отпустил длинную тираду, назвав непрошенных гостей «союзничками собачьими», после чего офицер, рассмеявшись, произнес: «Вот и славно, господа хорошо знают по-русски, будет об чем гутарить». Неизвестно как бы сложились отношения хозяина с постояльцами, положение спасли дочери и невестки. Четверо молодых женщин приветствовали гостей, выстроившись в ряд, и тут же с их лиц исчезли неприязнь и напускная важность, японцы полезли в портфели за гостинцами. Но и хозяева не остались в долгу, отвели постояльцам самую удобную комнату, в тот же день настряпали целый таз пельменей, достали вялившуюся на чердаке калугу с озера Ханка – настоящий местный деликатес, по вечерам пели песни и развлекали игрой в карты. Как-то японец тычет пальцем на фотографию на стене, свекор с гордостью поясняет: «Мои сыновья». Тогда он спросил у бабушки: «Где муж твой?» и она ответила: «Воюет!» Японцам и в голову не могло прийти, что сыновья владельца зажиточного дома, который состоит в станичной охранной дружине, – партизаны и воюют с японцами. Хозяин дома и сам не разделял политических взглядов сыновей, при этом, подвергая риску семью, целыми подводами возил в лес продукты. Ради собственных сынов подкармливал весь партизанский отряд. Как японцы ни пытались произвести на станичников хорошее впечатление любезным обращением, как ни задабривали национальной водкой и конфетами, слишком свежи были в памяти события русско-японской войны, участники и вдовы жили в каждом казачьем доме. Неприязнь к непрошенным гостям усугублялась слухами об их жестокости.
Если быть объективной, казачьи селения в Гражданскую войну пострадали меньше других. В них не было укрепрайонов, обеспечивших «штурмовые ночи» и огромные жертвы среди мирного населения, удобных маршрутов для передвижения войск, а главное, – в них не было доносчиков, на казачьем наречии – «сволоты». В жизни сельской невозможно скрыться от посторонних глаз, тем более к атаманам шли открыто, в партизаны – тайком, но такое не скроешь, однако связанные круговой порукой жители своих не выдавали. Иначе пережить войну без потерь едва ли бы удалось, власть в то время была штучкой непостоянной и порой на дню дважды менялась.
В книге «Этих дней не смолкнет слава», изданной в 1957 году, есть описание фрагмента боя за Руновку (avtor Г. И. Подлесный): «Единственно правильным решением в создавшейся обстановке было выкатиться прямо на улицу и прямой наводкой ударить по золотопогонникам. И мы это сделали… Бойцы сбрасывают лафеты с передков. Огонь! Залп, за ним другой. Четыре шрапнельных взрыва лопнули над дворами. Ринулись и забились у коновязей лошади, засуетились серые фигуры казаков. Третий залп – и фонтаны взрывов выросли на церковной площади возле вражеской батареи. Белые пустились бежать, не приняв боя». Кто знает, застигнутые врасплох казаки бежали в панике или не воспользовались прикрытиями из жилых домов и хозяйственных построек ради сохранения жизней мирных жителей и того немногого, что осталось после красноармейских залпов. В любом случае упомянутая деревня неоднократно находилась в направлении основного удара и страдала ни от тех, так от других.
Война творилась не только на полях сражений. Малопонятная народу и простым солдатам борьба за власть жестоко и цинично сталкивала противников и сторонников. Временные Верховный Российский Правитель Хорват и Правитель Автономной Сибири Дербер, после падения которых образовалось Всероссийское правительство Колчака – первое признанное законным на территории Уссурийского казачьего войска. А уже 6 апреля 1920 года по идее, на средства и при военной помощи Советской России образовано буферное государство ДВР. Правительство возглавили Краснощеков и Никифоров, но единства в рядах товарищей не было. Неожиданное выступление японцев во Владивостоке, Хабаровске и других городах против Народно-революционной армии привело к свержению правительства большевиков, борьба за трон началась в стане их противников. К власти пришли братья Меркуловы. На пост верховного правителя и командующего войсками претендует атаман Г. М. Семенов, однако, встретив активное противодействие не только со стороны Временного Приамурского правительства, но и руководства Уссурийским казачьим войском, навсегда покидает Россию. Вот как написал об этом Григорий Михайлович, будучи в эмиграции: «Обидно было осознавать, что взаимные распри в нашей среде способствуют успеху красных и сводят на нет всю борьбу с ними. В верхах армии интрига свила себе прочное гнездо, политиканство превалировало над всем, ему приносилась в жертву даже боеспособность армии. Переговоры с анучинскими партизанами об уничтожении Гродековской группы войск, нападение на отряд генерала Малакена, прекращение посылки продовольствия в Гродеково и обречение верных мне войск на голод – все это было предпринято с единственной целью – заставить меня уйти с политической арены, дабы братья Меркуловы могли строить жизнь мирного буфера в наивной надежде, что красная Москва будет спокойно взирать на это».
Казаки-уссурийцы и прежде составляли неоднородный по взглядам контингент. Огромное число японских солдат, жестокость их по отношению к населению стали причиной антияпонских настроений в войске, казаки уклонялись от мобилизации, в результате начало 1920 года ознаменовалось расколом. С устранением атамана Семенова войсковое население лишилось последней понятной идеи – образования на территории ДВР государства Казакия. То, что впоследствии историки назовут казачьим сепаратизмом, было понятно казачьему населению. Эта идея была согрета теплом их душ, возвращала к дореволюционному прошлому, к старым порядкам. Утверждение власти под началом гражданских лиц приводило к резонному вопросу: а стоит ли за нее проливать кровь или даже жертвовать жизнью?
В Гражданской войне победителей не бывает. Разве может мать с легким сердцем принять победу одного сына, когда повержен другой? Разве можно добыть счастье грядущему поколению, принеся в жертву настоящее? Пострадавшими оказались все, но самые тяжелые, необратимые последствия коснулись казачества – оно утратило права на самоидентификацию, права на будущее.






